Название: burn, baby, burn, you've got me now
Оригинал: archiveofourown.org/works/901179Фандом: Pacific Rim
Автор: kuro49
Переводчик: Гут
Пейринг: Чак Хэнсен/Геркулес Хэнсен
Саммари: В защиту Герка надо сказать, что Чаку, вообще-то, не следовало оставлять порножурналы у кровати.
Примечания авт.: Написано по заявке:
Герк/Чак, порнушное курение. Герк курит. Это сильно возбуждает Чака. Это может быть первый раз или сложившиеся отношения или даже юст, если хотите. Я также нормально отнесусь, если кого-то другого заводит, как Герк курит, но если кто-то и получит его, то это должен быть Чак. Бонусом будет, если Герк отлично понимает, какой эффект его курение оказывает на человека, и делает это нарочно.Примечания пер.: ПВП. Спасибо Фри за разрешение самых трудных вопросов.
читать дальшеСеребряная зажигалка — старая и поцарапанная вещица.
Но она всё также вспыхивает, когда Геркулес Хэнсен откапывает сигарету в ношеной штормовке, висящей на спинке стула у кровати.
Чак приваливается к нему сзади и тихо вздыхает, чувствуя знакомый запах никотина. Он не хочет открывать глаза, его сознание всё ещё пребывает в восхитительной посткоитальной неге, так что он не готов прервать её вот так сразу.
— ...Мне стоило забросить эту дурацкую куртку подальше.
— Не отчаивайся, малыш.
Наверное, к лучшему, что Герк точно знает, чего стоит Чаку видеть, как его старик курит и дым вьётся у него между губ (губ, которые только держали его член). Он видел это в дрифте, да и сейчас чувствует — по тому, как Чак раздраженно отводит взгляд, а на губах у него заиграла злая улыбка. Что вообще-то, по большому счету, говорит о возбуждении, а не о гневе.
Они оба наги под простынями, и в этом есть свой плюс, потому что когда Чак переворачивается и устраивается, глядя на отца, у него прямо под боком, рыжие волосы слегка касаются обнаженной кожи. Это назойливый зуд, и Герк не хочет, чтобы он проходил.
— Не в моей комнате, ублюдок, — Чак закрывает лицо рукой, чтобы не видеть отца, который втягивает щёки, всасывая в себя никотин. — Как же я тебя ненавижу.
Но его недовольство вызывает только тихий смешок, когда Герк выдыхает полные легкие дыма. И звук этот всегда означает не что иное, как подстрекательство в чистом виде.
Вообще-то его отец всегда был намного более осторожен при курении, чем можно было бы ожидать; он ждал, пока никого не окажется поблизости, чтобы спокойно затянуться, и выдыхал тогда так, будто мир никогда и не падал ему на плечи.
Если только не проделывал это в постели Чака. Тогда он курил, потому что знал: сигарета в его губах вызывает у Чака самые смешанные чувства одновременно.
Никто никогда не замечает никотиновых пятен под ногтями, Чак не понимает как так — так как он-то уж замечает всегда. Конечно, он замечает, потому что никто больше не пробует пальцы Герка на вкус. Это словно снимать с кожи табачный дым языком, и всякий раз так опьяняет.
— Хочешь попробовать? — Герк протягивает ему сигарету.
— Ты ужасный отец.
Чак морщит нос, точно Макс, но все-таки берёт. Сунув сигарету, которая только что была во рту отца, в собственный, он глубоко вдыхает, и у него почти выходит — пока он не начинает давиться кашлем.
— Мерзость.
Он корчит гримасу. Герк забирает сигарету обратно, но Чак не отводит взгляд, когда тот делает затяжку ещё раз. В придачу самодовольная ухмылка мягко трогает губы его отца, и от того будто высвобождается какая-то тугая пружина у Чака внутри. Теряя терпение, он издаёт низкое рычание и взбирается на отца, накрывая его тело своим собственным.
Усмешка Герка становится только шире и, задыхаясь от дополнительного веса, он отвечает:
— Я знаю.
А потом Чак склоняется вниз, чтобы заполучить его рот, при этом рассеянно вынимает сигарету у отца из пальцев и выкидывает в сторону. После чего крепко, до синяков, сжимает бедра Герка, а Герк кладет руку на затылок сына и тянет за волосы, наклоняя его голову, чтобы зацеловать до умопомрачения.
Они сплетаются языками. Ловкий, жаркий, настойчивый, Чак прижимается всем своим телом, вминаясь в Герка так, что только тонкая ткань простыней не даёт им почувствовать друг друга одним целым.
Всё это продолжается до тех пор, пока не становится слышно запах гари. Они останавливаются, их губы всё ещё скользкие от слюны, из груди вырываются тихие и прерывистые вздохи. Они так близко, что ощущают дыхание друг друга, когда до них доходит.
— Ты что, просто?..
— Это ты её туда бросил.
— Я думал, ты потушил её.
— Ты сам забрал её у меня, Чак. Когда бы я успел её затушить?
— Мои журналы горят.
— Это едва ли моя вина.
Они садятся и заглядывают за край кровати, где уже разгорается небольшой костер.
Чак, не сдержавшись, бьёт кулаком по своей ладони, и Герк со вздохом лезет под кровать и достаёт ботинок, а потом — потому что он Хэнсен — притаптывает им пламя. Герк подбирает остатки порножурнала с пола возле кровати: тот прожжён насквозь, у него потемневшие края и он по-прежнему дымится. Протягивая его сыну, Герк даже умудряется сделать этот жест похожим на предложение мира. Чак же только с угрюмым видом вырывает журнал из его рук.
— Тебе придётся компенсировать мне.
— Сделаю, что смогу.
Чаку действительно хочется попререкаться еще, но отец уже тянет его обратно вниз. Пепел от сожженной бумаги вьётся по комнате, но они заняты только друг другом. Простыни соскальзывают с кровати, и Чак сцеловывает никотин с языка Герка.
@темы:
переводы,
Pacific Rim